О латинском произношении

В настоящее время существует два типа произношения латыни. Первое - классическое произношение - на котором, как мы думаем, говорили до третьего столетия. Второе - церковное произношение, на котором говорили в Церкви с третьего-четвёртого столетия и по наши дни. Помимо того, существуют национальные особенности произношения, вызванные влиянием родных языков.

Таблица алфавита и вариант № 1

Таблица алфавита
Начертание - Название - Произношение
A a - а [а]
B b - бэ [б]
C c - цэ [к] или [ц]
D d - дэ [д]
E e - э [э]
F f - эф [ф]
G g - гэ [г]
H h - ха [х]
I i - и [и]
J j - иота [й]
K k - ка [к]
L l - эл [л]
M m - эм [м]
N n - эн [н]
O o - о [о]
P p - пэ [п]
Q q - ку [к]
R r - эр [р]
S s - эс [с] или [з]
T t - тэ [т]
U u - у [у] или [в]
V v - вэ [в]
X x - икс [кс]
Y y - ипсилон [и]
Z z - зэта [з]

Из приведённых выше букв двух: v и j не было в классической латыни. Обозначаемые ими согласные звуки передавались, соответственно, буквами u и i.
Буква K k была архаической уже в классический период. Она сохранилась только в сокращениях слова Kalendae [kalende]: K или Kal "календы" - первый день каждого месяца.
Буквы Y y и Z z встречаются только в заимствованиях из греческого языка.

Гласные и дифтонги (vocales et diphthongi)
В классической латыни, как и в ряде других древних индо-европейских языков, существовали не только качественные, но и количественные различия между гласными звуками: гласный одного качества мог быть долгим и кратким.
Кроме одиночных гласных - монофтонгов - в классической латыни были также дифтонги, т. е. сочетания двух гласных звуков, составляющих один слог. Дифтонгов было четыре: ae, oe, au и eu. Дифтонги ae и oe уже в I в. н. э. монофтонгизировались и стали произноситься одинаково: как монофтонг [e]. В отличие от дифтонгов они стали называться диграфами.
Если ae и oe не составляют диграфа, т. е. каждый гласный образует самостоятельный слог, над e ставится знак разделения ё (две точки, трема).
Дифтонг au произносится как [ау]. Очень редкий дифтонг eu произносится как [эу].
Все дифтонги приравниваются к долгим гласным.

Согласные (consonantes)
В латинском языке классического периода было 15 согласных фонем, для обозначения которых использовалось 19 букв ( звук [к] мог обозначаться тремя буквами: k, c, q, а буква x обозначала сочетание [кс]).
Буква c читается как [к] перед гласными a, o, u, au, перед всеми согласными и в конце слова. Читается как [ц] перед гласными e, i, y, ae, oe.
Буква h произносится как слабое придыхательное украинское "г".
Буква l произносится мягко, как в немецком и французском языках.
Буква s между гласными читается как [з], в остальных случаях читается как [с].
Буква q употребляется только в сочетании с u перед гласным звуком, qu произносится как [кв], например: aqua [аква] "вода", qui [кви] "кто, который".
Буквосочетание ti перед гласными читается как [ци], например: ratio [рацио] "разум". Однако, если сочетание ti следует за звуками [с], [т], [кс], оно произносится как [ти], например: bestia [бэстиа] "зверь, животное". Также в слове totius [тотиус] (родительный падеж единственного числа от totus "весь, целый") читается [ти].
Сочетание gu читается [гв] перед гласным.
Сочетание su перед гласным, с которым оно составляет один слог, читается [св]: suavis [свавис] "сладкий, приятный".
В словах, заимствованных из греческого языка, греческие аспираты (придыхательные согласные) передаются с помощью буквы h, которая в буквосочетаниях rh [р] и th [т] полностью утратила своё звуковое значение, ch произносится как русское [х], ph - как [ф].
В двух случаях сочетание ch употребляется в латинских по происхождению словах: pulcher "красивый", Gracchus "Гракх".
Ударения
В двусложных словах ударение падает на первый слог.
В многосложных словах ударение падает на второй слог от конца (предпоследний), если он долгий; если предпоследний слог краток, ударение падает на третий слог от конца.


Вариант № 2


Принятое в Церкви произношение латинских слов изложено в "Liber Usualis" (книге, содержащая нотную запись музыки для публичных месс). Оно основано на том, какой вид приобрела латинская фонетика в Риме и его окрестностях в новое время. Папа св. Пий X, желая унифицировать церковную латынь, предписал всем перенять это "итальянизированное" произношение; в Германии и Польше это, однако, не было сделано.

Гласные
A как 'a' в слове father [а]
E как 'e' в слове met [э]
I как 'ee' в слове feet [и]
O как 'o' в слове for [о]
U как 'oo' в слове moon [у]
Y как 'ee' в слове feet [и]

Диграфы и дифтонги
AE (Æ) как 'e' в слове met [э]
OE (Œ) как 'e' в слове met [э]
(в некоторых заимствованных словах встречаются сочетания ae и oe, не составляющие диграфа, а обозначающие два отдельных звука. В этом случае над e ставится иногда трема или макрон: Michaël, poēta. Однако в большинстве изданий эти значки опускаются).
AU как 'ow' в слове how [áу]
AY как 'ay' в слове aye [ай]

Согласные
C перед e, ae, oe, i, y - как 'ch' в слове church ([ч]; например: coelum = [челум])
CC перед e, ae, oe, i, y - как 'tch' в слове match ([тш]; например: ecce = [этше])
SC перед e, ae, oe, i, y - как 'sh' в слове shed [ш]
CH как 'k' в слове keep [к]
C во всех других случаях - как 'k' в слове keep [к]
G перед e, ae, oe, i, y - как 'g' в слове generous [дж]
GN как 'n' в слове new + 'y' в слове yes ([нй]; например: regnum = [ренйум])
G во всех других случаях - как 'g' в слове gone [г]
H произносится как 'k' [к] в двух словах: nihil и mihi
H во всех остальных словах не произносится
J как 'y' в слове yes [й] (в некоторых изданиях вместо J ставится I)
QU как 'qu' в слове squad [кв]
R перед согласными слегка вибрирует
S как 's' в слове same [с]
TI перед гласными, но не после S, X или T - как 'tsy' в слове patsy ([ци]; например: gratia = [грациа])
TH как 't' в слове time ([т]; например: catholicam = [католикам])
T во всех других случаях - как 't' в слове time [т]
XC перед e, ae, oe, i, y - как 'cksh' в слове rickshaw [кш]
X во всех других случаях - как 'x' в слове fox [кс]
Z как 'd' в слове day + 'z' в слове zebra ([дз]; например: Nazareth = [надзарет])

Ударения
В двухсложных латинских словах ударение всегда ставится на второй слог от конца: ví-ta, nó-men. В трех- и более сложных словах оно ставится на второй слог от конца, если он долгий; если же он краткий - то на третий слог от конца (ad-vé-ni-at). Долгими всегда являются слоги, содержащие дифтонг или диграф (the-sá-rus, ref-ráe-no), а также закрытые - оканчивающиеся на согласный (ma-gís-ter, me-di-ca-mén-tum). Следует помнить, что при слогоделении сочетание двух согласных не всегда делится пополам: [g], [k], [d], [t], [b], [p] + [r], [l] целиком отходят ко второму слогу, а в первом, таким образом, не возникает закрытость (té-ne-brae, gé-ne-trix). Краткими всегда являются гласные, за которыми следует еще одна гласная (áu-di-o, fá-ci-o). С другой стороны, существуют многочисленные слова, в которых гласный во втором слоге от конца долгий сам по себе; выяснить его долготу можно лишь обратившись к словарю (re-féc-tus, a-mí-cus).
В некоторых изданиях ударение в словах помечается соответствующим значком.

Примечание: Относительно русской транслитерации латинских молитв , она отражает лишь приблизительное звучание, поскольку невозможно точно записать все звуки буквами русского языка. Тем, кто таким образом читает латинские молитвы, следует это помнить. А вообще лучше учиться читать по-латински латинскими буквами.



Из разных источников сети.

И еще немного полезного материала по латыне )
Из книги священника Георгия Чистякова “Господу помолимся: размышления о церковной поэзии и молитвах”
Два латинских слова “Ave, Maria” (“Радуйся, Мария”) знает каждый. И это не случайно. Латынь – это, конечно, язык римлян и их великих поэтов Горация и Овидия. Это язык средневековой науки, прежде всего философии и медицины, но, кроме всего прочего, это язык молитвы. Безусловно, с молитвой латынь связана прежде всего для Запада, где вплоть до XX в. в католических храмах служили почти исключительно по-латыни, но и для России, ибо каждый, кто любит музыку, знает такие слова, как “Miserere”, то есть “Господи, помилуй”, “Requiem aeternam” – “Вечный покой”, и другие.
Без латыни почти невозможно представить себе Реквием Моцарта и многие произведения Баха.
Она слышится даже там, где нет пения, как, например, в первой прелюдии “Хорошо темперированного клавира” у Баха, которая написана на мелодию “Ave, Maria”. Столетиями звучала латынь под сводами Нотр-Дама в Париже, Реймского, Руанского, Миланского соборов, и поэтому теперь просто невозможно готическую архитектуру отделить от средневековой латыни и григорианского пения, не случайно же Гёте, перефразировав греческого
поэта Симонида с Кеоса, сказал, что архитектура – “это застывшая музыка”.
Латынь средневековых гимнов по сравнению с языком Цицерона или Горация очень проста; это и понятно, так как для их авторов она все же была не совсем родным языком. Сочинять стихи на латыни для церковных поэтов иногда было трудно, на провансальском они писали с большей легкостью, но именно это придает латинским песнопениям особый колорит, ибо к каждому слову, включая междометия и союзы, их авторы подходят бережно, даже с
трепетом, как подходят к святыне во время богослужения.
Огромное влияние на латинские гимны средневековья оказала Вульгата, то есть перевод Библии (как Ветхого, так и Нового Завета) на латинский язык, сделанный блаженным Иеронимом в конце IV в. н.э. Иероним работал в том самом Вифлееме, где родился младенец Иисус: вспомним гравюру Альбрехта Дюрера, на которой этот подвижник и ученый изображен за рабочим столом в своей келье, а на пороге перед ним лежит лев.
Иероним передавал в своем переводе текст еврейского оригинала, сравнивая его с греческим переводом Ветхого Завета (Септуагинтой), дословно, стараясь не нарушать порядка слов. Не менее точен и его перевод Нового Завета. Но при этой почти фантастической точности он сумел передать его поэтическую природу. Греческие переводчики в свое время сделать это не сумели, и это резко отличает Вульгату от Септуагинты. Иероним сравнивал библейские тексты со стихами греческих и римских поэтов, которых он знал прекрасно, но, разумеется, не считал возможным переводить Библию, укладывая ее в стихотворный размер. Для того, чтобы показать, сколь красиво звучат псалмы в оригинале, он пошел по другому пути – ввел в свой
дословный, сделанный слегка ритмизированной прозой перевод большое число фонетических повторов (аллитераций, анафор и т.д.):
Хвалите Его, солнце и луна,
Хвалите Его, все звезды и свет, –
Говорится в псалме 148. Вот как переводит это место Иероним:
Laudate eum sol et luna,
Laudate eum omnes stellae et lumen.
Звук “l” присутствует почти в каждом слове, что делает стих удивительно легким, звучащим и звонким – звенящим как колокольчик. На трехкратном повторении слога “re” построено начало псалма 21; звучность повтора усиливается тем, что в каждом слове стиха присутствует гласный “e”, причем в длинных словах он повторяется по два раза:
Deus, Deus meus, respice in me
Quare me dereliquisti…
Боже, Боже мой, воззри на меня,
Почему Ты меня оставил…
Еще более показателен случай с пятидесятым, или Покаянным, псалмом, латинский текст которого построен на многократном повторении согласного “m”:
Miserere mei, Deus,
Secundum magnam misericordiam tuam
Et secundum
Multitudinem miserationum tuarum
Dele iniquitatem meam.
Помилуй меня, Боже,
По огромному Твоему милосердию
И по множеству милости Твоей безмерной
Изгладь мои беззакония.
В своем переводе Библии на латинский язык Иероним придал псалмам особую звонкость, которая станет отныне одной из главных черт латинской церковной поэзии. Эта звонкость, разумеется, пришла сюда из поэзии римской, ибо Иероним был большим ее знатоком и ценителем. Звонкость бросается в глаза у Вергилия и особенно у Альбия Тибулла – оба жили во времена Августа в I в. до н.э., но нигде она не поражает так сильно, как в стихах у гимнографов латинского средневековья.
В Новом Завете большое место занимает мистика света. “Свет во тьме светит”, – говорится в начале Евангелия от Иоанна. Сам Христос называется здесь “светом истинным, который просвещает всякого человека, грядущего в мир” или “светом дня мира”. Апостолы в своих посланиях тоже постоянно говорят о свете: Бог пребывает в свете неприступном (Павел) и призывает человека “из тьмы в чудный свой свет” (Петр), ибо Он сам “есть свет, и нет в Нем никакой тьмы” (Иоанн).
Что же касается Христа, то автору новозаветного Послания к евреям он представляется сиянием славы Бога Отца. Итак, если форма латинских гимнов высокого средневековья связана прежде всего с многочисленными звуковыми повторениями, то их содержание – с учением о свете, который “пришел в мир” и своим сиянием освещает сердца верующих. Такие слова, как “свет” (lux, lumen), “сияние” (splendor), “блеск” (fulgor) и т.п. встречаются в латинских средневековых гимнах едва ли не в каждой строке. Стихи того
времени, когда первыми витражами украшались средневековые храмы, действительно излучают “сияние внутреннего света”, как говорил Фома Кемпийский.
Начиная с IX в. в латинской церковной поэзии появляется рифма; гимны без рифм теперь почти не сочиняются, а поэтому кажется, что стихи эти наполнены колокольным звоном:
Младенец ныне родился,
Иерусалим, возрадуйся…
Тексты этого времени, прежде всего написанные Бернардом Клервосским (1092 – 1153), отличает удивительная ясность, даже прозрачность (claritas или liquiditas); заключается она как в простоте языка и немногословии, так и в особенном свете и сиянии, действительно заставляющем вспомнить о готическом витраже, скажем, Шартрского собора или парижской Сент-Шапель:
Весть о пасхальной радости
Нам солнце шлет сиянием,
В лучах зари стоящего
Иисуса зрят апостолы.
На теле раны звездами
Сверкают; с удивлением
Об этом возвещают нам
Свидетели надежные.
Свет вообще занимает очень важное место в готике. “В этом страстном трепете теней и света, которым сообщается ритм всему сооружению в целом и вызывается в нем жизнь, и состоит дух готического искуства”,- писал Огюст Роден в замечательной книге “Соборы Франции”. Многочисленные звуковые повторы и рифмы, наполняющие гимны средневековых латинских поэтов, делают их почти не переводимыми на другие языки.
Если в оригинале эти стихи сверкают, переливаются всеми цветами радуги и искрятся, то в переводе сразу обнажается предельная простота их содержания. Оказывается, в подавляющем большинстве случаев в этих гимнах нет ничего, кроме простейших молитвенных формул, известных по древнейшим песнопениям, таким, как “Свете тихий” и “Тебя Бога славим”.
Это и понятно: слова в молитве играют, с точки зрения богослова,
вспомогательную роль, они должны помочь молящемуся “войти в безмолвие”, но не более. Суть церковного гимна заключается в том, что он ориентирует на самоуглубление и подталкивает человека, его слушающего, повторяющего шепотом или поющего в храме во весь голос, “закрыв телесные очи, - как скажет потом Серафим Саровский, - погрузить ум внутрь сердца”.
В ХХ веке хорошо писал об этом известный французский писатель романист Франсуа Мориак (1885-1970), бывший глубоко верующим человеком и оставивший несколько книг о своей вере: “У молитвы есть свой собственный язык, который надо найти каждому из нас самостоятельно. При этом молитвы, предлагаемые церковью должны быть не более чем отправной точкой или взлетной полосой”
Для того, чтобы текст гимна выполнил роль “взлетной полосы”, он не должен быть сложным для восприятия, дабы не отвлечь внимания молящегося от молитвенной сосредоточенности, не подавить его личное “я”, ибо если оно не раскроется, молитвы не получится.
Простота и безыскусность отличают не только слово в молитве, но и музыку церковного гимна. В своем “Гении христианства” Франсуа Рене де Шатобриан (1768 – 1848), весьма серьёзно изучавший христианское искусство, писал: “Перголези явил в “Stabat Mater” все богатство своего дарования, но удалось ли ему превзойти безыскусное церковное пение…пожелав сделать всякий стон души не похожим на предыдущий он не учел одной из основ теории страстей. Разнообразие неизбежно рассеивает внимание и тем самым
исключает печаль, а чувству необходима сосредоточенность”.

Примеры русской траскрипции с "цеканием". Взята молитва " Отче наш"

Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen tuum. Adveniat regnum tuum. Fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra. Panem nostrum quotidianum da nobis hodie, et dimitte nobis debita nostra sicut et nos dimittimus debitoribus nostris. Et ne nos inducas in tentationem, sed libera nos a malo. Amen.

пАтэр нОстэр, кви эс ин цЭлис, санктифицЭтур нОмэн тУум.
адвЭниат рЭгнум тУум. фИат вОлюнтас тУа, сИкут ин цЭло эт ин тЭрра.
пАнэм нОструм квотидиАнум да нОбис хОдиэ, эт димИттэ нОбис дЭбита нОстра сИкут эт нос димИттимус дэбитОрибус нОстрис.
эт нэ нос индУкас ин тэнтациОнэм, сэд лИбэра нос а мАло.Амэн.